Период советской власти стал совершенно новым этапом в развитии отношений Церкви и государства, базировавшихся на исключительном постулате: Церковь – реакционный, враждебный советскому строю и обществу институт, с которым необходимо вести непримиримую борьбу. Именно поэтому XX в. стал сложной и трагической страницей в истории Русской Православной Церкви. Последнее десятилетие изучение государственно-церковных отношений XX в. приобретает особую актуальность, благодаря чему восстанавливается историческая картина того времени и справедливость.
Пятилетие после смерти И.В. Сталина, последовавшей в марте 1953 г., ознаменовалось появлением тенденции к перемене курса церковно-государственных отношений. Новая расстановка политических сил в управлении государством скорректировала на некоторое время политику в отношении Церкви. Если ранее направление отношений с Церковью определялось в основном в сфере государственного управления, то к началу «хрущевской церковной реформы» в 1958 г. решение церковных вопросов переместилось в сферу партийного влияния и вновь стало связано с задачами атеистической работы[i].
После периода относительно ровных государственно-церковных отношений в стране вновь развернулась небывалая по своим масштабам антирелигиозная кампания наступления на Церковь, преследовавшая цель совершенного искоренения религии из общественной и частной жизни советских граждан. На первый взгляд гонения на Церковь и верующих в СССР в конце 1950-х – начале 1960-х гг. выглядят не обоснованными. В это время Русская Православная Церковь уже не занимала антагонистических позиций по отношению к советскому государству, что подтвердилось ее последовательной патриотической позицией в первый период Великой Отечественной войны. Но относительная свобода экономической деятельности, улучшение финансово-хозяйственного положения и увеличение монастырей стали одними из причин обоснования партийными функционерами необходимости проведения новой антирелигиозной кампании.
Наступление на религию в СССР в период «оттепели» в значительной степени отличалось от подобных кампаний, проводимых советским государством в 1920-30-е гг. Существенной чертой новой волны антирелигиозной политики было редкое использование репрессивных мер к инакомыслящим. На этот раз основными направлениями государственного воздействия стало проводимое насильственными административными методами сокращение церковной структуры, закрытие храмов и монастырей, духовных семинарий, резкое увеличение ставки налогообложения духовенства и религиозных организаций с целью подрыва материальной базы Московской Патриархии.
Механизм ликвидации православных монастырей в СССР в течение 1958-1959 гг. тщательно прорабатывался как непосредственно Советом, так и его уполномоченными на местах. Советское руководство прекрасно осознавало сложность проведения антирелигиозной кампании на фоне наступившего «церковного возрождения», общей либерализации и веры в справедливость в советском государстве, в связи с чем тщательно готовило население регионов к антирелигиозной кампании. Нельзя сказать, что комплекс осуществлявшихся мер носил характер новаций в сравнении с кампаниями 1920-30-х гг., однако отсутствие репрессивных мероприятий и осторожность позволяют рассматривать его как новый механизм наступления на Церковь.
Итак, последняя в XX в. антирелигиозная война в СССР началась 16 октября 1958 г. после принятия Советом министров СССР двух постановлений № 1159 «О монастырях в СССР» и №1160 «О налоговом обложении доходов предприятий епархиальных управлений, а также доходов монастырей». Импульсом к принятию этих документов стала записка Отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС по союзным республикам «О недостатках научно-атеистической пропаганды» от 19 апреля 1958 г., направленная секретарю ЦК Е.А. Фурцевой. В записке содержалась резкая критика сложившегося уровня государственно-церковных отношений и деятельности Советов по делам Русской Православной Церкви и по делам религиозных культов, которые «плохо осуществляют свои функции, иногда идут на поводу у церковников, своевременно не информируют партийные и советские органы о деятельности служителей церкви, членов сект»[ii].
С принятием постановлений 16 октября 1958 г. наступил окончательный поворот государственной вероисповедной политики, который уже никогда более не возвращался к «прагматическому» направлению. Согласно постановлению «О монастырях в СССР» монашеская жизнь подвергалась значительным ограничениям, а в перспективе – должна была быть полностью ликвидирована путем закрытия монастырей. Объявлялось сокращение численности монастырей и скитов, вводился запрет на использование обителями труда наемных работников, предусматривалось уменьшение земельных участков у монастырей, а также вводился ранее отмененный налог на недвижимое имущество. Меры экономического воздействия, по мысли советского руководства, должны были ограничить активность, а в скором времени и вовсе прекратить возможность какого-либо существования монастырей. В постановлении также предлагалось правительствами союзных республик в течение полугода подготовить предложения по сокращению количества монастырей и представить планы на проведение ликвидационных мероприятий.
Не доверяя руководителю Совета по делам Русской Православной Церкви Г.Г. Карпову, отдел пропаганды и агитации по союзным республикам ЦК КПСС предпринял решительные шаги по административному контролю за исполнением принятых постановлений и проведения в жизнь решения Совета министров.
Схема действий на местах строилась следующим образом: после выхода постановлений Совета министров СССР эти документы дублировались на республиканском уровне с уточнением необходимых положений, следом принимались постановления краевыми и областными исполкомами. Принятие постановлений на уровне республик СССР зависло от степени готовности правительств к сформулировать комплекс ликвидационных мер. Постановления о монастырях принимались не только по административной, но и партийной линии. Как правило, они подписывались либо обоими руководителями, либо дублировали друг друга.
Таким образом оформлялась законодательная основа на всех уровнях вертикали власти. В союзных республиках самой первой откликнулась Латвийская ССР. Уже 15 ноября 1958 г. правительством республики было принято постановление за № 584 «О монастырях в Латвийской ССР», которым объявлялась срочная необходимость исполнения всесоюзного решения.[iii] По сути документа, постановление полностью дублировало текст от 16 октября. Чуть позже соответствующие постановления были приняты Советами министров Молдавской, Литовской, Украинской, Белорусской и Эстонской ССР.
В течение полугода проводились консультации республиканских правительств с Советом министров СССР и Советом по делам Русской Православной Церкви на предмет более точного определения методов ликвидации монастырей. Результатом этих консультаций стало принятие новых постановлений с перечнем конкретных монастырей. В СССР первым было принято постановление в Латвийской ССР от 20 мая 1959 г. за № 288 «О ликвидации монастырей, находящихся на территории Латвийской ССР». Согласно документу, ликвидации подлежали Троице-Сергиев женский монастырь в г. Риге и его скит в селе Валгундском и два католических монастыря: мужской монастырь конгрегации «Марианов» в г. Виляны и женский монастырь конгрегации Нищего младенца Иисуса в Прейльском районе[iv].
Параллельно с действиями в союзных республиках государственных и партийных органов Совет пытался через Святейшего Патриарха Алексия I добиться и церковной санкции на ликвидацию монастырей. В беседе с Патриархом 2 апреля 1959 г. Г.Г. Карпов сообщил, что по поручению Совета министров СССР, в который поступили обращения местных органов власти о сокращении монастырей, Совет изучил этот вопрос и принял решение рекомендовать начать ликвидацию постепенно, определив к сокращению в 1959 г. 28 монастырей и скитов. Через несколько дней Святейший Патриарх направил в Совет свое письменное соглашение на ликвидацию[v]. Согласие Святейшего Патриарха на ликвидацию было необходимо для предотвращения любого неповиновения со стороны епархиальных архиереев и духовенства решению власти о закрытии.
Методы решительной борьбы власти на местах с монастырями в основном были схожи, поэтому можно выделить их в целостную систему. После принятия на уровне республиканского правительства постановления с указанием намеченного на текущий год списка ликвидируемых монастырей устанавливались сроки закрытия обителей, которые согласовывались с республиканским уполномоченным Совета по делам Русской Православной Церкви. Ликвидация монастырей, по мысли советского правительства и руководства Совета, должна была проводиться максимально быстро в жестко установленные сроки, чтобы пресечь любые возможные народные волнения. С этой целью все мероприятия планировались на летний период, в который большинство населения регионов особенно Украины и Молдавии, отличавшихся большим количеством монастырей и высокой религиозностью, было задействовано на сельскохозяйственной уборочной кампании.
Затем в регионе и особенно в населенных пунктах, где существовал монастырь, начиналось усиленная антирелигиозная пропаганда: для колхозников и рабочих проводились лекции на антицерковные темы прибывшими из аппарата ЦК компартии республики или обкома партии специалистами-агитаторами (высылались группы до 10-15 человек); проводились партийные собрания колхозных и сельских первичных организаций в селах, вблизи которых находились монастыри, организовывались антицерковные беседы даже на уровне бригад колхозов; устраивались показы кинофильмов естественно-научной и антицерковной тематики.
Как отзывался уполномоченный при Совете министров Украинской ССР, «в сельской местности, где ликвидируется монастырь, в дни ликвидации желательно организовать напряженную работу по сбору урожая. Колхозы окружающих сел Прилукского района [Черниговской области Украинской ССР], где в эти дни был партийный и советский актив, как никогда усиленно работали, ни одного колхозника не было возле Густынского монастыря»[vi].
В день закрытия монастыря власть стремилась объявить усиленную ударную уборку урожая и направить на поля всех колхозников, чтобы предупредить их реакцию при ликвидации. Если верующие все же собирались на территории обители, то их разгоняли силами милиции. Очевидно, что власти на местах боялись народных волнений, которые могли бы привести к срыву закрытия монастырей. Именно поэтому к ликвидации привлекались сотрудники правоохранительных органов.
Показательной является ситуация с Тихвинским женским монастырем в г. Днепропетровске, закрытым 5 августа 1959 г. Утром у закрытых ворот монастыря собралась большая группа верующих, возмущенных решением о ликвидации обители. Вскоре к собравшимся подошли до 10 человек партийных агитаторов, которые стали объяснять практическую необходимость этих мер и недопустимость существования религии в советском обществе. Как указывалось в документе, «отдельным вниманием агитаторы окружали отдельных кликуш, разъясняли им почему закрывается монастырь, и что будет на его месте»[vii]. В прилегающем к территории монастыря районе на всех улицах дежурило 20 человек переодетых в гражданскую одежду сотрудников милиции, а на всех перекрестках стояли сотрудники в форме, поставленные будто бы для регулирования дорожного движения. Рядом с монастырем находилась на дежурстве пожарная команда и три автомашины скорой помощи. Как объяснял уполномоченный Совета, такое количество медиков было вызвано большим количеством больных среди насельниц. Но можно предположить, что в случае необходимости названных выше «кликуш», т.е. особенно возмущенных верующих, машины скорой помощи отвезли бы в больницу.
Показательным примером силового давления власти на насельников монастырей при их закрытии служит ситуация с Кременецким женским монастырем Тернопольской области Украинской ССР. В день закрытия монастыря, с целью избежать возможного противодействия, несогласные с решением власти монахини были насильно перевезены в местную психиатрическую больницу[viii].
После удаления с территории монастыря насельников, которое власти предпочитали проводить в спешном порядке в течение одного дня, уже к вечеру или ночью в здания заселяли другие учреждения, а на воротах или ограде устанавливали соответствующие таблички. Традиционно в ликвидированных монастырях размещали школы-интернаты, дома престарелых, детские дома, больницы и санатории. Используя размещение социально значимых учреждений, власть стремилась таким образом обосновать практическую необходимость ликвидации в глазах сомневающихся граждан.
Стоит обратить внимание на цифры. К началу 1959 г. на территории Советского Союза находилось 66 православных монастырей и скитов[ix]. Вследствие проведения антирелигиозного наступления каждый год проводились постепенные сокращения монастырей, насельников которых либо переселяли в более крупные обители республик, отправляли жить к родственникам или же устраивали в дома престарелых. Лишь единицы из монашествующих оставались жить неподалеку от монастыря. За 1959 г. было ликвидировано 28 обителей. В 1960 г. уже только на территории Украинской ССР было ликвидировано 8, так что за 1959-1960 гг. их количество сократилось с 40 до 20[x]. К концу 1960 г. на территории СССР осталось 32 монастыря: 20 в Украинской ССР, 5 в Молдавской ССР, 2 в РСФСР, 2 в Белорусской ССР и три в Прибалтийских республиках[xi]. Постепенная ликвидация в 1961-1964 гг. привела к тому, что на территории Советского Союза осталось лишь 16 монастырей, в которых только 1,5 тысячи монашествующих имели право проживания (прописку).
Если период 1959-1961 гг. характеризуется закрытием, в основном, средних или небольших монастырей, насельники из которых в большинстве переселялись в более крупные обители, то в последующие годы перед властью стояли трудности их ликвидации и расселения. Еще в конце 1960 г. один из республиканских уполномоченных в докладной записке в Совет писал: «… сокращение монастырей путем их объединения в значительном количестве точек, без соответствующей подготовительной работы с личным составом монашествующих, не достигает основной цели по максимальному отрыву монашествующих от монастырского образа жизни… дальнейшую работу по сокращению монастырей следовало бы проводить…без массового переселения монашествующих в другие монастыри»[xii]. Уже на основании этих слов можно сделать вывод, что власть, смирившись с существованием монахов, стремилась в первую очередь ограничить их влияние на общество путем «отрыва» от жизни в монастырях. Дальнейшая судьба живущих в миру бывших насельников волновала власть в меньшей степени.
Стоит обратить внимание и на сроки проведения ликвидационных кампаний. В Украинской ССР, как республике с самым высокорелигиозным населением, власть стремилась в максимально сжатые сроки провести закрытия обителей: в 1960 г. кампания проходила с 24 июля по 14 августа (52 дня), а в 1961 г. с 8 июля по 30 июля (23 дня). Тождественными были сроки кампаний и в других советских республиках.
Таким образом, антирелигиозная кампания 1958-1964 гг., завершившаяся со сменой политического руководства в СССР и отставной Н.С. Хрущева, была нацелена не только на ослабление позиций Московской Патриархии в обществе, но и на полную ликвидацию всех структурных подразделений Русской Православной Церкви, среди которых значительную часть составляли монастыри. Будучи финансово-хозяйственной опорой существования епархий и духовными центрами регионов, они представляли опасность для власти как с экономической, так и с социокультурной сторон. Уничтожение институтов Церкви власть осуществляла постепенно, по заранее разработанному плану, получившему в секретных документах ЦК КПСС и Совета по делам Русской Православной Церкви условное название «церковная реформа». Направляя удар по православным монастырям, власть прекрасно отдавала себе отчет во возможных проявлениях народного негодования особенно в сельскохозяйственных районах Украины и Молдавии. Показательными являются ситуации вокруг закрытия Речульского монастыря Молдавской ССР, где произошли даже столкновения органов милиции с народом. К концу антирелигиозной кампании в 1964 г. на территории Советского Союза осталось 16 монастырей, многие из которых было невозможно закрыть по причине их высокой популярности среди всего СССР. К таким относятся Троице-Сергиева лавра, Почаевская лавра, Псково-Печерский, Пюхтицкий и др. монастыри.
[i] Одинцов М.И. Русская Православная Церковь в XX веке: история, взаимоотношения с государством и обществом. М., 2002. С. 160.
[ii] Российский государственный архив социально-политической истории (далее – РГАСПИ). Ф. 5. Оп. 33. Д. 91. Л. 30.
[iii] Государственный архив Российской Федерации (далее – ГАРФ). Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 1632. Л. 158.
[iv] Там же. Л. 158, 172.
[v] Государство и церковь в XX веке: эволюция взаимоотношений, политический и социокультурный аспекты. Опыт России и Европы / отв. ред. А. И. Филимонова. М., 2011. С. 169.
[vi] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 1633. Л. 23.
[vii] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 1632. Л. 207.
[viii] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 1633. Л. 22.
[ix] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 2. Д. 180. Л. 20
[x] ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 1633. Д. 1788. Л. 73.
[xi] Там же. Л. 85.
[xii] Там же.